– Вениамин Борисович, старт Вашей карьеры связывают с Театром на Таганке. Расскажите, как всё начиналось.
– Время рождения театра, которое из вас и зрителей, наверное, никто не помнит так явно, как мне приходится это помнить, густело дурными правилами соцреализма: надо так, а по-другому нельзя. А люди искусства, естественно, непослушны. Как правило, человек культуры – это человек, который пытается реализовать свою добрую энергию. Так было на Таганке. Юрий Любимов создавал всё это вместе с нами, кругом своих первых актёров. Я считаю, что Таганка – это театр, который вслед за реабилитацией жертв сталинского террора во время оттепели реабилитировал величайшую в нашей стране область культуры, искусства, авангарда. Он именно тем и раздражал власть, что Юрий Любимов ставил каждый спектакль с требованием помнить, что происходит за окном. Мы должны были исповедовать сострадание к своим соотечественникам. Вот так можете проверять и нынешние спектакли и фильмы. Есть ли там этот знак сострадания, который я бы назвал главным витамином нашей русской литературы и поэзии.
Как правило, власть играет в свои игры, а люди играют, к несчастью, в своё бедствие. Ещё в городах живут неплохо, а в деревнях лучше не будем говорить как. Теми безумными миллиардами, о которых каждый день пишут, было бы неплохо накормить пространство России. Театр на Таганке именно тем и раздражал власть, что в каждом спектакле мы отражали нелёгкую жизнь простого народа.
– Не так давно Министерство культуры совместно с кинематографистами подписало закон о том, что в прокат будет выходить не меньше 20% российских фильмов. Это правильный шаг?
– Как по мне, так должно быть 80% российских фильмов. Почему нет? Я вижу, что ещё не родился такой режиссёр, который ставит своей целью сделать плохой фильм. Это зависит от воспитания, культуры, таланта. Вообще тут должна отвечать моя жена Галина Аксёнова, которая является специалистом в области кино. Она рассказывает студентам и нашим, и западным о плюсах и минусах современных фильмов. Есть, правда, одно отличие советских картин от нынешних. Если раньше человеку разрешали снимать, то у него было больше возможностей делать контент качественнее, чем сегодня, не торопясь и всё обдумывая. А последние фильмы, в которых я снимался, чаще всего грешат поспешностью.
– В наше время снимается много ремейков, продолжения советских фильмов. Как вы относитесь к этому явлению?
– Знаете, я очень миролюбивый по гороскопу. Пусть будет всё, что угодно, только чтобы это было хорошо. Я не ярый любитель ходить в кино, но жена меня туда тащит. Я как-то пошёл с её студентами на, как вы говорите, ремейк «Иронии судьбы, или с лёгким паром!», где Костя Хабенский и Лиза Боярская играли главные роли. Нам очень понравилось. Хоть половина людей и говорили, что это ужасно, но, по-моему, смотрелось это искренне, талантливо, весело. Я за то, чтобы было как в лозунге китайской революции: «Пусть расцветают все цветы». Только нужно, чтобы государство помогало тем, кто доказал свою способность что-то делать, а не блатным людям, за которыми стоят олигархи.
– Я читала, что в молодости Вы были весьма застенчивым и стеснительным, и якобы в училище имени Бориса Щукина Владимир Этуш, будучи педагогом, выступал за Ваше отчисление. Это правда?
– Я и сейчас стеснительный. А Владимиру Этушу не надо было выступать, он был шефом. Когда пришло время соображать, кому продолжать учиться, а кому нет, он из 34 отчислил 14 человек. Но мы и тогда понимали, что он это делает потому, что боится за каждого из этих 14-ти. При поступлении был большой конкурс, я бы даже сказал, суровый: 100 человек на место. И вдруг эти 34 человека прошли. А дальше, в течение года, он соображал: кто ленив или застенчив больше, чем нужно для выбранной профессии. Для того, чтобы стать актёром, как выясняется, нужно, во-первых, чтобы родители были против. Только тогда может что-то получиться, когда ради идеи идёшь в разрез даже с родительским мнением. Во-вторых, кроме дарования и хорошей школы будущему актёру нужны локти, чтобы пробиваться. У меня этого не было. На курсе учились 25-летние студенты, а мне тогда было всего 16,5 лет. Я понял, что могу остаться лишь перепрыгнув через свою застенчивость.
Я бы, может, и не хотел быть актёром. Мне нравилась профессия преподавателя русского языка и литературы. Но внутри сидел какой-то бес, который выталкивал меня на сцену. Когда я начинал читать стихи, то, видимо, менялся. Меня приняли в Щукинское училище, когда я со сцены читал Маяковского. Поступить-то я поступил, но потом Владимир Этуш меня отчислил и сказал: «Идите в математики».
– Но Вы у него потом всё равно пятёрку по актёрскому мастерству получили.
– Да, мне посчастливилось вернуться, и на следующий год действительно, он потребовал, чтобы мне поставили пятёрку.
– Культура может объединять народы?
– Культура – да, а музыка тем более. Мне кажется, есть параллельная Россия. Есть та, которая дурит нам головы. Депутаты же должны как-то подкармливать газеты тем, что придумывают всякие глупости. А культура и есть параллельная Россия. Здесь мы друг друга очень понимаем. Я много выступаю и много езжу по нашей стране. И я вижу, что Москва – это не Россия. Столица сжимает людей. Я как-то прошёл в подземном переходе и нарочно замедлил шаг. Мне не нужно было торопиться. Мимо меня проходили люди и смотрели как на сумасшедшего, почему я не бегу. Я остановил одного человека и говорю: «А куда Вы бежите?», на что тот ответил: «Я не бегу, а иду на работу». Такая привычка там. И в Нью-Йорке так же.
