– Андрей, Вы и юрист, и музыкант, и стихи пишете. Откуда такие гены?
– Мои родители – физики, и я рос в общежитии Физтеха первые 8 лет жизни. С физикой, может, у меня и не сложилось, но, во всяком случае, атмосфера там очень интересная, видимо, потому что много талантливых людей с нестандартным мышлением.
– До Вас музыкой в семье никто не занимался?
– Прабабушка потрясающе пела. Хотя она была совершенно неграмотная, из раскулаченной семьи. Меня очень удивило, как она чисто поёт, не имея образования. Я тогда не знал про натуральный слух. И я тоже пел. Так выявили музыкальный слух у меня.
– Скажите, а юридическое образование Вы выбрали сами или по наставлению родителей?
– Так получилось, что я рано окончил школу, потому что прыгал через классы. В 12 лет уже получил аттестат, и, честно говоря, меня тянуло на правозащиту. Мама просто листала справочник высших образовательных учреждений, и там был государственный юридический ВУЗ, который к тому же обещал платить стипендию и не брать денег с талантливых студентов. Мы решили: «Вот то, что нам нужно». ВУЗ оказался очень интересным. Он назывался «Европейский университет права». Дисциплины вели очень хорошие преподаватели из ведущих университетов. Особенность обучения заключалась в том, что месяц идёт какой-то курс, а потом сразу экзамен. Поэтому по окончании я решил поступать в аспирантуру на бюджет в МГУ, чтобы узнать, хорошо меня выучили или нет. Оказалось, что хорошо. Вступительные экзамены сдал легко, за что спасибо преподавателям.
– Не жалеете, что детство ушло исключительно на учёбу?
– У меня, кстати, было очень интересное детство. Естественно, когда тебе 13, а ты общаешься с 18-летними, у тебя совсем другое мышление. Поэтому в какой-то момент у меня почти не было друзей моего возраста. Но это только как факт, просто так получилось, и я ни о чём не жалею.
– Сфера ваших научных интересов – авторское право исполнителей. Вы боретесь с тем, чтобы Ваши записи не выкладывали в интернете?
– Нет. Пока я писал научную работу, пришёл к выводу, что эта область права не работает, причём не только у нас. В принципе сама её структура устарела с появлением интернета. Потому что интернет – международная вещь, и все запреты элементарно можно обойти. И помимо этого, нормально не функционирует сама система коллективных обществ, которые якобы борются за права исполнителей, например, то же РОУПИ. Они могут придти за своими копейками даже к тем, кто им не передавал возможность бороться за какие-то свои права. Всё-таки, производя товар, я сам определяю, бесплатный он или нет. Не может быть использование разных записей на одних и тех же условиях.
– Можно сказать, что старт Вашей карьеры начался с музыканта Евгения Кисина…
– Как-то раз Евгению Кисину дали послушать записи молодых пианистов просто на дисках под номерами – он не знал, кто играет. Он указал на мою запись и сказал помочь вот этому номеру, если будет возможность.
– И кто Вам помог в итоге?
– В итоге на очень престижном французском фестивале La Roque d'Antheron отменили концерт всемирно известного пианиста Иво Погорелича. И нужен был кто-то не такой же известный, а, наоборот, инкогнито. Как правило, это молодые артисты, которые вводятся на замену. На тот момент мне было 20 лет, и меня пригласили выступить.
– Что Вас вдохновляет на стихи?
– А бывает, что приходит. Меня трудно назвать поэтом, но для меня это потрясающее занятие. Правда, не владею крупной формой. Много звукописи, ритма, музыки – это для меня главное в стихах.
– Как складывается Ваш концертный график?
– Играю где-то 80 концертов в год. В основном это Европа, Япония, Россия. И добавляется немного то Южной Америки, то Северной.
– У Вас на сайте есть раздел «Кумиры», и Бетховен там под номером 1.
– Это фантастический и человек, и гений. Каждый раз удивляешься, сколько в нём разной музыки. Нет похожих друг на друга произведений. Каждое сочинение – новое.
– Что мы услышим сегодня?
– Иоганнес Брамс – Концерт №1 для фортепиано с оркестром. Удивительное произведение. Наверное, лучшее из ранних сочинений Брамса. Я даже больше люблю его первые симфонии. Есть композиторы, про которых очень трудно говорить, о чём их музыка. Моцарт, Шопен или Брамс. И даже если можно подобрать какие-то формулировки, они получаются несколько плоскими по сравнению с музыкой. Потому что здесь и страсть, и жизнь, и сила, и воля. И трагедия и счастье – вместе в один момент. Такие образы создавал Брамс, поэтому тут очень трудно говорить, чтобы не оказаться плоским. Музыкой можно сказать гораздо больше, чем словами. Тут есть и бетховенские мотивы.
– Нужен, наверное, определённый жизненный опыт, чтобы это играть?
– С одной стороны, это достаточно зрелое сочинение, но есть какая-то молодая энергия, иногда пробивается юношеская романтика. Это заметно именно в какой-то эмоциональной сфере. То Брамс начинает писать в духе Бетховена, а то вдруг из него идёт собственная лирика. Хотя эта бетховинская героика у него всю жизнь, и у любого большого художника есть свой кумир, который его ведёт. Как, например, у Сергея Рахманинова был Пётр Чайковский, или у Александра Скрябина – Рихард Вагнер. Это нормально. Никто не возникает на пустом месте.
